Теперь уже известно: почему в 2008 году в закон «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов» попало настолько искаженное понятие – «прибрежное рыболовство».

Одни под прибрежным рыболовством понимали возможность региональных властей порулить распределением квот. Другие лоббировали собственный бизнес и хотели заставить рыбаков поставлять добываемый ресурс на свои производственные мощности. Третьи горели желанием пополнить арсенал контрольных функций. Четвертых «перепахало» американское рыболовное законодательство, и они испытывали неодолимое искушение поупражняться в том же духе над российским законом о рыболовстве. Все продвигали собственные (клановые, местнические, ведомственные) интересы, но размахивали одним и тем же флагом – придуманным «прибрежным рыболовством». Все они старались приладить закон под вымышленный, придуманный, несбыточный идеал. Рисовали «Нью-Васюки» – захватывающую дух картинку множества рыбоперерабатывающих комбинатов, трудолюбиво перемалывающих сотни тысяч тонн рыбы и поставляющих на стол народный несметное разнообразие даров моря по несказанно низкой цене. Никто из идеологов и лоббистов «прибрежного рыболовства» вообще не задумывался об экономике, о тех незримых пружинах, которые заставляют работать бизнес. Так появился в России правовой режим прибрежного рыболовства, который наносит финансовый ущерб рыбацким предприятиям и разрушает экономику отрасли.

Прибрежное рыболовство во всем мире регулируется исключительно с помощью технических ограничений промысла: ограничения типов судов по их длине, мощности главного двигателя, мощности перерабатывающих производств, типу промыслового оборудования. В России законодательно ввели еще два вида ограничений: технологические ограничения (способы обработки водных биологических ресурсов) и ограничения свободы перемещения рыболовного судна между ИЭЗ и территориальным морем (включая запрет перегрузов продукции в море).

Ни в одной стране мира подобных ограничений не существует. Так, в статье 13 Основного закона Японии о рыболовстве указано: «Государство должно предпринимать такие меры, как управление выловом и промыслом, и другие необходимые меры, для надлежащей охраны и управления водными биологическими ресурсами в исключительной экономической зоне (термин «исключительная экономическая зона», используемый в настоящем Законе, означает исключительную экономическую зону, территориальное море, внутренние воды и континентальный шельф Японии в соответствии со статьей 2 Закона об исключительной экономической зоне и континентальном шельфе № 74 от 1996 года)». Более того, в следующей статье закона указано: «Если меры, предусмотренные в предыдущем абзаце, оказывают серьезное неблагоприятное воздействие на управление рыболовством, государство должно принять необходимые меры по снижению такого воздействия, когда сочтет необходимым». Иначе говоря, если для рыбаков этот закон окажется плох – государство изменит закон. В России наоборот: разрубили искусственной линией ИЭЗ и территориальное море и теперь рыболовные судна выходят на прибрежный промысел с задраенными туалетами. Иначе – нарушение.

В большинстве рыболовных стран мира прибрежное рыболовство – это промысел в узкой полоске акватории, выполняемый большим количеством мелких (даже маломерных) судов. Вы удивитесь, но до сих пор 40% мирового рыболовного флота составляют парусные и весельные суда, а 86% моторных судов имеют длину менее 12 метров. Всего 2% моторных рыболовных судов – это привычные для нас суда промышленного промысла длиной свыше 24 метров. Причем такое соотношение не только в Азии: из внесенных в Судовой регистр Евросоюза 84 800 рыболовных судов 83% имеют габаритную длину менее 12 метров. Мириады парусных шхун, весельных баркасов и мотоботов ведут промысел в прибрежных водах, доставляют сотни тысяч тонн водных биоресурсов на берег. Большая часть этой рыбы в живом или охлажденном виде немедленно распродается на тысячах утренних привозах. Никаких холодильников, никаких ветеринарных сертификатов, никаких контролеров. Что из поименованного имеется у нас в наличии?

В СССР в 1960 году работали 9 692 малых, маломерных и мелких судна, к 1990 году их оставалось 7 203, сейчас – чуть более четырех тысяч. Для сравнения: в Италии свыше 13 тысяч судов имеют длину менее 12 метров, в Греции – 17 тысяч таких судов, во Вьетнаме – 70 тысяч, а в Японии – около 300 тысяч. В Европе прибрежное рыболовство – это особый хозяйственный уклад, проросший из вековых традиций, сцементированный отлаженной и доступной инфраструктурой доставки и складирования уловов, склеенный удобными и дешевыми кредитами. В Азии – другие преимущества: гигантский, поистине ненасытный рынок, полное отсутствие барьеров в торговле и минимальные издержки в хранении и складировании. Что из перечисленного имеется в наличии в России? Что делает власть – центральная, региональная и местная – чтобы повторить эти преимущества в отечественном рыболовстве?

Могут возразить: Норвегия и США используют суперсовременный рыбопромысловый флот и тем не менее ввели специальное правовое регулирование прибрежного рыболовства. Разберемся. Действительно, согласно ст. 206 закона Магнусона-Стивенса об управлении и сохранении рыбными ресурсами США, 45% совокупного ОДУ минтая в Беринговом море направляется на переработку «прибрежной составляющей». Что это за составляющая? Ст. 205 четко определяет, что «прибрежная составляющая» включает не только береговые обрабатывающие предприятия, но и рыболовные суда, длина которых не превышает 37,5 метров, а перерабатывающая мощность – не превышает 126 тонн в неделю (усредненно, с учетом времени на перегруз – чуть больше 20 тонн в сутки). В российской классификации – среднетоннажные суда. Кроме того, закон устанавливает требования и для берегового предприятия – оно должно перерабатывать не менее 2 тысяч тонн сырца в год, а также требования для судов, которые без переработки поставляют уловы на берег: длина – не более 18 метров, вместимость – не менее 250 тонн. Таким образом, американский законодатель установил особый режим прибрежных квот только для промысла минтая, распространил этот режим на среднетоннажные суда, ввел запрет на перегрузы в море только для судов длиной менее 18 метров, а самое главное – предусмотрел иной порядок наделения квотами. Порядок, при котором отсутствуют юридические границы между прибрежным и промышленным рыболовством. Квоты между судами, которым разрешен промысел, распределяют сами пользователи, но объединенные в ассоциации. Отказ от вступления в ассоциацию лишает компанию права ведения промысла. Любой эксперт подтвердит, что американский рыбак нацелен не на освоение квоты любой ценой, а на получение максимальной прибыли от промысла. Наделение квотами ассоциаций исключает ресурсную гонку, которая встроена в российский закон «О рыболовстве», когда каждому пользователю в затылок дышит законодательная норма о 50-процентном недоосвоении доли квоты и расторжение договора.

Копнем глубже. Вымышленное прибрежное рыболовство появилось не само по себе. Спрос на изобретение самобытного российского механизма «зарегулирования» прибрежного рыболовства возникал от разных групп интересов, но кому принадлежат авторские права на ТАКОЕ прибрежное рыболовство? Великий писатель XX века Борхес составил всеобщую историю человеческих заблуждений, и у него в России нашлись последователи. Не где-нибудь – во ВНИРО. Но если гениальный латиноамериканец не скрывал иронии, ученые мужи из головного рыбохозяйственного института на полном серьезе сочинили компендиум заблуждений – «Концепцию прибрежного рыболовства в России». Этот образчик научной прозы уже в год своего рождения откровенно попахивал анахронизмом – сейчас его вообще без слез читать нельзя. С некоторыми выводами авторов можно, конечно, согласиться. «Объем и разнообразие биологических ресурсов прибрежной зоны вполне могут обеспечить здесь эффективный промысел. Однако на эффективность и целесообразность собственно прибрежного рыболовства влияют природные (климат, геоморфология) условия и, главное, инфраструктура прибрежных районов. Инфраструктура побережий, приемлемая для создания или развития прибрежного рыболовства, предполагает наличие в непосредственной близости от берега городов или поселков, пунктов приема, хранения или переработки морского сырья, рыбных портов, портов-убежищ и тому подобного, где могли бы базироваться суда прибрежного рыболовства». Невозможно оспорить и такую глубокую мысль: «Путем определенных затрат и законодательных мероприятий в ряде районов побережий вполне реально в настоящее время модернизировать рыбохозяйственный комплекс и внедрить здесь систему прибрежного рыболовства».

Но разве можно серьезно относиться к такому выводу: «К районам с существующей социально-экономической инфраструктурой и биоресурсной базой, позволяющими внедрение системы прибрежного рыболовства в настоящее время, относятся почти все (!) побережье полуострова Камчатка за исключением малонаселенных мест, северное побережье Охотского моря в районе Магадана, Охотска и Аяна, Южное Приморье, Южный Сахалин, острова Кунашир и Парамушир. Эти районы плотно или сравнительно с соседними плотно заселены, исторически здесь существовало множество рыбколхозов и артелей, заводов, цехов и портов рыболовецкого флота, многие из которых функционируют в настоящее время».

Неужели авторы концепции всерьез предполагали возможность строительства между поселком Озерновский и поселком Усть-Хайрюзово комплексов по переработке минтая? Так, для сведения, во всем мире рентабельность рыбопереработки падает. Даже в Китае, где рабочие рыбфабрик живут в общежитии, по соседству с цехами, по десять часов в сутки триста дней в году вручную вырезают филе. Даже в Китае найти желающих пахать в таком режиме все меньше: ежегодно после новогодних праздников на фабрики возвращаются 60-70% рабочих. Остальные отправляются искать более легкой жизни в других отраслях или на скопленные юани заводят фермы у себя на малой родине, в глухих провинциях Западного и Центрального Китая. Чтобы удержать рабочих, фабрики каждый год повышают зарплату на 10-15%. Переработка минтая –это малоприбыльный бизнес, который окупается только при очень больших масштабах продаж. Рыбопереработчик зажат тисками между ценами на филе в Европе, которые не растут, и ценами на сырье в России. Где найдется несколько тысяч человек, которые приедут в мой родной Усть-Большерецк развивать береговую переработку? Не зря эксперты рынка на полном серьезе обсуждают возможность перемещения крупнейших центров переработки минтая во Вьетнам, Бангладеш или Индию.

Прибрежная квота на Дальнем Востоке составляет 20% общедопустимых уловов (почти 417 тысяч тонн). Кроме того, лососевая путина обеспечивает свыше 400 тысяч тонн в год. Таким образом, на Дальнем Востоке потенциальный водный биологический ресурс для прибрежного промысла составляет 800 тысяч тонн. Однако освоить такой ресурс исключительно с помощью прибрежного флота в классическом его понимании – малые и малотоннажные добывающие суда длиной менее 34 метров – невозможно. Опираюсь на анализ производственной деятельности предприятий – членов АДМ. В 2010 году на долю среднетоннажного флота АДМ приходится около 18% общего объема улова, а в промысле участвуют 45 единиц. Период нахождения судна на промысле для среднетоннажного флота составляет 205 суток. Средний улов на одно среднетоннажное судно составляет более 4000 тонн, а средний суточный улов – 19,2 тонны. Эффективность работы малотоннажного флота предприятий – членов АДМ – такова: период нахождения судна на промысле составляет около 107 суток, средний годовой улов на одно малотоннажное судно – более 790 тонн, средний суточный улов на одно малотоннажное судно – 0,3 тонны.

На Дальнем Востоке в рабочем состоянии находятся свыше 400 малых и малотоннажных судов. Работая на пределе возможностей, они способны освоить не более 280 тысяч тонн водных биоресурсов из прибрежной квоты в 417 тысяч тонн. А ведь есть еще и лосось. Как с ним? У японцев, которых расхваливают авторы «Концепции развития прибрежного рыболовства», прибрежку «бороздят» почти 300 тысяч судов. Без малого в сто раз больше, чем у нас. Соответственно и вылов их – 4,5 млн. тонн – значительно превышает наш. Ничего удивительного в этом нет. Чудеса кроются не в строках закона о рыболовстве, который, как волшебная палочка, развивает экономические отрасли, чудеса кроются в методичной многодесятилетней финансовой поддержке отрасли, в обилии и комфортном устройстве сотен портопунктов и мест выгрузки, в расстояниях (от места выгрузки до многомиллионного мегаполиса – не более ста километров).

Единственной жизнеспособной стратегией хозяйствования для предприятий с прибрежными квотами является одновременное развитие среднетоннажного флота, «точечных» инвестиций в береговую переработку и использование в качестве «плавучих рыбозаводов» крупнотоннажного флота для приемки лосося. Поэтому необходимо рассматривать прибрежное рыболовство не с точки зрения «дележки» ресурсов, придумывая особые ограничения или административные барьеры, необходим переход к единому промысловому пространству. Кстати, идеологи прибрежного рыболовства из Пограничной службы ФСБ ратуют за береговую переработку (почему-то пограничные заставы строить в этих районах они считают неразумным, а рыбокомбинат – уместным), но всеми силами противятся рыночному обороту долей квоты добычи (вылова) водных биологических ресурсов. А от кого они ждут инвестиций в развитие береговой переработки, или, если быть точными, в развитие береговой инфраструктуры? От сотен мелких предприятий? Прибрежная квота тихоокеанской сельди на Дальнем Востоке (25 тысяч тонн) распределена между 40 пользователями. Прибрежная квота минтая на Дальнем Востоке (270 тысяч тонн) распределена между 187 пользователями. Прибрежная квота трески на Дальнем Востоке (55 тысяч тонн) распределена между 161 пользователем. Прибрежная квота камбалы на Дальнем Востоке (65 тысяч тонн) распределена между 138 пользователями. Разумно ли требовать от мелких пользователей инвестиций в инфраструктуру, которые никогда не окупятся? Почему, выступая за развитие береговой переработки, стопорят консолидацию отрасли, укрупнение предприятий?

В 2011 году рыбаки надеялись на законотворческий прорыв: депутаты Государственной Думы Язев и Туголуков внесли поправку в Федеральный закон «О рыболовстве и сохранении водных биологических ресурсов». Поправка правильная. Но на ее пути поставили шлагбаум и сейчас предлагают кастрированный вариант. Толку от такой поправки будет столько же, сколько от мерина – поголовья. Координационный совет рыбохозяйственных объединений Дальнего Востока возражает против усеченной поправки в отраслевой закон и продолжит работу с профильным комитетом Государственной Думы, различными политическими силами и органами исполнительной власти в центре и на местах по продвижению системной и логически увязанной поправки, возвращающей российское прибрежное рыболовство из вымышленного царства в область здравого смысла и практической экономики.

Герман Зверев, президент Ассоциации добытчиков минтая

Журнал «Fishnews – Новости рыболовства»

Март 2012 г.