Рыбная отрасль за последние три года демонстрирует устойчивый рост. Событий в ней каждый год происходит немало. Однако самыми шумными стали последние шесть месяцев, в течение которых идет активная работа над правительственным проектом Федерального закона «О любительском рыболовстве». Росрыболовство стало одним из наиболее упоминаемых госорганов в стране. Документ даже был выставлен на общественное обсуждение. О новом законопроекте и об общей ситуации в отрасли рассказал глава Федерального агентства по рыболовству Андрей Крайний.

- Андрей Анатольевич, в сентябре завершилось общественное обсуждение правительственного проекта Федерального закона «О любительском рыболовстве», которое привлекло весьма значительное число участников. Учитывая, что это первый опыт столь масштабной дискуссии, как бы вы оценили его эффективность?

- В целом оцениваю очень положительно. За время обсуждения было высказано немало полезных вещей. Видно, что в основном в дискуссиях принимают участие люди, которые действительно болеют и радеют за состояние наших рыбных запасов, берегов, рек, озер.

Впервые в постсоветской истории появился законопроект, который был подготовлен по итогам действительно всенародного обсуждения (участие приняли более 5 тысяч человек). В результате документ был доработан и даже концептуально переработан. Например, это касается так называемой фиш-карты, или единой федеральной карты рыболова – в первоначальном варианте у нас ее не было. Также в нынешнем варианте сказано, что рыбопромысловые участки могут создаваться только на искусственно образованных водоемах либо на водоемах, которые не имеют рыбохозяйственного значения. Проще говоря – это озера или русловые пруды, требующие искусственного зарыбления. Показательный пример – Тюменская область. Десять тысяч озер, бездорожье, нет крупных населенных пунктов. Кто туда поедет на рыбалку? А у государства просто руки не доходят, да и не бюджетное это дело. И если мы отдаем такое «убитое», если называть вещи своими именами, озеро в аренду частному бизнесу, который чистит и зарыбляет водоем, то я не понимаю, почему мы не можем дать ему право организовать там платную рыбалку.

Кроме того, сохраняются участки (даже не рыбопромысловые, а рыболовные) там, где производится вылов ценных и особо ценных пород. Для ловли этих рыб действительно будут создаваться платные участки или перезаключаться существующие договоры. Но в основном рыбалка на этих территориях будет осуществляться по спортивному принципу – «поймал – отпусти». В законопроекте приведен исчерпывающий список, который состоит всего из 11 наименований (три вида крабов, дикая атлантическая семга и так далее), ловля которых будет платной. Всего же в России насчитывается более 600 видов водных биоресурсов. Участники обсуждения с нами согласились. Ведь если допустить свободное, ничем не ограниченное рыболовство той же атлантической семги (на Кольском полуострове), то через два года рыбы не останется вообще. Сегодня у нас нет никаких норм вылова. Грубо говоря, можно прийти на речку и выловить 200-300-500 килограммов рыбы. Конечно, это абсолютно неправильно. Такой объем превышает все разумные пределы личного потребления. Рыбаки согласились – нужно вводить суточные нормы вылова. Кстати, в СССР это ограничивалось пятью килограммами.

В то же время обсуждение продемонстрировало совершенно неконструктивную позицию некоторых участников. Скажите, как это называется, когда люди весной заявляют о необходимости ввести карту рыболова, а осенью протестуют против нее? Ни в одной стране мира правила не пишут на полгода. Я все-таки надеюсь, что здравый и ответственный подход к нашим всенародным рыбным запасам возобладает.

ДЕНЬГИ ЕСТЬ – ЗАБРАТЬ НЕЛЬЗЯ

- Есть «несогласные». В первую очередь как раз тем, что рыбалку придется оплачивать – покупать фиш-карту. Тем более что не всем понятно, по какому принципу будут определяться и выделяться территории под платную и бесплатную рыбалки…

- До принятия закона объявлен бессрочный мораторий на проведение новых конкурсов на выделение участков под организацию спортивно-любительского рыболовства. Также важно понимать, что с принятием закона договоры на рыбопромысловые участки не будут автоматически переподписаны. Рыбаки как раз негодовали по поводу рыбопромысловых участков в местах популярной рыбалки. То есть таких платных территорий на Волге, Дону, Каме и сотнях других российских рек и озер вообще не будет. По законопроекту в границах муниципальных образований (в том числе и в больших городах) на примыкающих водных объектах люди, проживающие в этом населенном пункте, будут ловить свободно и бесплатно. Если вы перемещаетесь из региона в регион, например, приезжаете на рыбалку из Москвы в Астрахань, то тогда, по замыслу разработчиков, возникает необходимость приобретения фиш-карты. Причем организаторы универсальной электронной карты России готовы интегрировать карту рыболова в этот единый документ. Таким образом, никаких проблем с выдачей карт рыболова, с их оплатой, а также с контролем со стороны рыбоохраны вообще ни будет. Если, опять же оговорюсь, законодатели примут это положение.

Напомню, что в первоначальном варианте законопроекта, который по поручению правительства был выставлен для общественного обсуждения на сайте Фонда «Общественное мнение», было заявлено, что любительская рыбалка везде бесплатная. Однако это не означает, что она бесплатна в принципе. Сегодня за нее платит государство. Деньги налогоплательщиков идут на воспроизводство, которым занимаются специальные предприятия, на мелиорацию, на рыбоохрану, на научный мониторинг и так далее. Участники дискуссии резонно ставят вопрос – почему мы должны оплачивать рыбацкое хобби? Почему, например, те же охотники не требуют денег из бюджета? Согласитесь, такая позиция требует серьезного отношения. Экспертное же сообщество разделилось в своих предложениях по годовой стоимости карты. Цифры варьируются от 365 до 500 рублей. На мой взгляд, 365 – удобная и совершенно не обременительная сумма для ежедневной рыбалки в течение года. Иными словами – рубль в день. Кроме того, мы полагаем, что средства эти могут аккумулироваться во внебюджетном фонде охраны водных биоресурсов и расходоваться лишь по трем направлениям: на воспроизводство (выпуск молоди в водоемы), на рыбохозяйственную мелиорация (углубление водоемов, кошение камыша и так далее) и научный мониторинг (оценка запасов и исследования пресноводных водоемов). То, что сейчас тратится из бюджета на эти цели, нуждается в кратном увеличении. Популяции рыб подорваны. К сожалению, мы движемся к тому, что вообще никакой рыбалки не будет – ни платной, ни бесплатной. Просто рыбы не останется.

- То есть, вы пока что делите шкуру неубитого медведя? И каков размер этой «шкуры»?

- Мы вообще ничего не делим. Делит Минфин. По экспертным оценкам, в России насчитывается 20-25 млн. рыбаков. Для большинства категорий граждан рыбалка остается свободной и бесплатной. Речь идет только о «любителях-профессионалах», которые ездят в поисках интересной рыбалки по всей стране (на Таймыр, в Хабаровский край, в Астрахань, сплавляются по магаданским рекам и так далее). Думаю, итоговые цифры будут весьма небольшими. Однако, эти поступления – не основной источник пополнения фонда. Все-таки основными станут компенсационные деньги – средства, которые платят компании, занимающиеся, например, добычей углеводородов, за так называемый «непредотвратимый ущерб».

С одной стороны, нельзя встать на пути прогресса, запретив это бурение и вернувшись к бортничеству и рыболовству. С другой стороны, наши институты свидетельствуют, что в результате этой деятельности будет нанесен определенный ущерб природе, в том числе состоянию рыбных запасов. Для того чтобы его свести к нулю или минимизировать, надо выпустить определенное количество молоди рыб, обитающих в этом регионе. И у всех копаний (Росатом, Роснефть, ExxonMobil и так далее) эти деньги уже сегодня заложены в бюджеты, поскольку они согласовывают с нами свои проекты. Однако такой статьи доходов в бюджетном кодексе сегодня нет. Значит, бюджет не может принять эти деньги. Мы также не можем этого сделать из-за отсутствия необходимой нормативной базы. Если бы эти средства аккумулировались в упомянутом фонде, они были бы гораздо значительнее, чем деньги, собираемые с рыбаков. Я думаю, что соотношение составляло бы до 95% на 5%.

Сами компании готовы платить эти деньги. Например, Росатом строит ростовскую атомную станцию. Для компенсации природного ущерба они должны построить специальный завод, который будет выпускать шемаю, стерлядь и рыбца в водоемы Азово-Черноморского бассейна. И в течение 6 лет эти средства «пылятся» у них в бюджете, потому что мы не можем решить проблему с их приемом. Правда, по этому конкретному случаю нам удалось «развязать ситуацию» – Росатом сам будет выступать и в качестве заказчика строительства, и в качестве подрядчика. В большинстве же случаев компании справедливо отмечают, что они не являются специалистами в области строительства заводов по рыборазведению, но готовы предоставить для этого значительные деньги (500 млн. – 2 млрд. рублей). Надеюсь, что с принятием закона нам удастся урегулировать этот вопрос.

КЕСАРЮ – КЕСАРЕВО

- Еще один спорный момент – борьба с браконьерством. Рыбаки, мягко говоря, недовольны сложившейся сегодня ситуацией.

- И мы недовольны. Кто вообще может быть доволен, глядя на разнузданное браконьерство. И мы за то, чтобы усиливать органы рыбоохраны. Случай небывалый – чтобы люди на митингах требовали увеличения штата чиновников – инспекторов, которые, в частности, имеют право составлять протоколы. Но это не предмет регулирования обсуждаемого закона. Есть поручение президента страны, над которым мы работаем вместе с заинтересованными министерствами и ведомствами. Рассчитываю, что к концу года нам удастся удвоить штат сотрудников рыбоохраны. Напомню, что в 2004 году у нас забрали эту функцию и передали ее в Россельхознадзор. Затем, когда стало понятно, что совершена управленческая ошибка, нам начали постепенно возвращать полномочия. Но в Россельхознадзоре сейчас еще остаются 2843 человека. Также было дано поручение усилить и обновить материально-техническую базу для органов рыбоохраны. На следующий год Минфин выделяет на эти цели 217 млн. рублей. В первом квартале 2012 года мы попросим по возможности расширения этого бюджета, потому что ни 200, ни 300 млн. рублей ситуацию не спасают, хотя и позволяют начать модернизацию.

- Вам не кажется, что многие претензии рыбаков можно было бы снять, просто добавив к целям, на которые будут расходоваться собираемые с них средства, еще одну – борьба с браконьерством?

- Да, подобные предложения звучали. Но я категорически против такой практики. Никто же не предлагает платить деньги и на них содержать инспекторов ДПС. Человек, который приходит вас проверять, должен понимать, что он не зависит от вас материально. Поэтому выплачивать инспекторам зарплату или приобретать для них лодки, пользуясь средствами внебюджетного фонда, будет означать нецелевое расходование средств и уголовное дело. Даже муниципальную милицию «забрали» на федеральный уровень, потому что это должно быть в федеральном ведении. Охрана должна остаться на государственном уровне. Мы же столкнулись с подобной проблемой – в лесах, когда отдали в аренду лесные участки. В договорах было четко прописано, что арендатор отвечает, в том числе, и за противопожарную безопасность. Когда в прошлом году загорелось – никого не нашли.

Кстати, в нынешнем законе сказано, что перечень рыбопромысловых участков создает субъект РФ, а мы его только утверждаем, не имея при этом права вето. Например, в республике Татарстан взяли и всю Казань загородили рыбопромысловыми участками. В результате люди потеряли возможность выходить в те места, на которых они рыбачили десятилетиями, что, разумеется, вызвало серьезные протесты. При этом зачастую конкурсы выигрывают (разумеется, «случайным образом») родственники городских чиновников. Кроме того, несколько крупных водоемов лежат в пределах двух и более субъектов страны (Волга, например, вообще в 14-ти). Поэтому контроль и надзор надо оставлять за федералами.

НОРВЕЖЦЫ УДИВИЛИ

- Если перейти к более масштабным проблемам – как вы оцениваете состояние рыбной отрасли и существующий сегодня спрос на рыбную продукцию со стороны населения?

- Последние 3 года отрасль развивается очень динамично: сокращается число убыточных предприятий, увеличиваются объемы вылова – мы растем на 4-5% в год. Если мы в 2006 году поймали 3,2 млн. тонн, то в 2010 – уже 4,2 млн. тонн – это очень серьезный прирост. Сегодня мы идем с небольшим превышением прошлогоднего графика (абсолютно рекордного за последние 20 лет). И я думаю, к концу года выйдем на плюс 6% к 2010 году. Если говорить о росте ВВП, то наши показатели много больше всех остальных отраслей экономики. По данным Росстата, за первое полугодие был зафиксирован рост порядка 15%. Снижается импорт рыбы. По данным Федеральной таможенной службы, по разным позициям порядка 20% «в минус». На этом фоне растет экспорт, за счет чего большое число предприятий сегодня выкарабкивается из той долговой ямы, в которой они в силу ряда причин оказались. Разумеется, растет и поставка рыбной продукции на внутреннюю территорию страны. Когда в конце 2008 – начале 2009 годов прошла мягкая (сдерживаемая Центробанком) девальвация рубля и подорожал импорт, рыбная отрасль совершенно спокойно заместила его выпадающие объемы увеличением собственных поставок. Правда, мы с Росстатом спорим о методике оценки, потому что мы не очень понимаем, как можно называть цифры по объемам потребления рыбной продукции, при этом вообще не учитывая рыбные консервы. Если я съел банку шпрот, разве я не потребляю рыбу? Мы считаем по-другому. Знаем объемы вылова, знаем импорт и экспорт. Этот баланс показывает, что сегодня потребление рыбы составляет порядка 20-22 кг на человека в год. При этом еще в 2007 году этот показатель не превышал 12,6 кг. То есть, во время кризиса потребление выросло на 30%.

На рынке реально стало больше рыбы и на любой кошелек. Мы попросили коллег из X5 предоставить нам данные по рыбной продукции в общем объеме их продаж. Выяснилось, что в 2007 году рыба составляла 0,5%. Сегодня – уже 4%. При этом сети не очень хотят работать с дешевой рыбой – маржа одна и та же, одинаковые трудозатраты, а итог… Выгоднее торговать норвежской семгой, чем полярной тресочкой (сайкой). Вот, две недели назад подошел в Мурманск теплоход «Лазурный», привез сайку. Оптовая цена – 11,5 рублей за килограмм. Но торговые сети не интересуются ею. То же самое у нас было с мойвой, и опять будет в январе-феврале, когда начнется путина.

Безусловно, необходимо заниматься поддержанием спроса. И мы предпринимаем различные меры по популяризации рыбной продукции: проводим различные фестивали, размещаем рекламные плакаты и так далее. Эта деятельность для нас – «факультативная», в принципе мы за это не отвечаем, и спросить с нас не могут. Но мы прекрасно понимаем, что поймать рыбу – это лишь полдела. Если мы не хотим, чтобы все больше и больше рыбы уходило на экспорт, не хотим отдавать внутренний рынок Таиланду, Норвегии, Шотландии, Исландии и так далее, то нужна популяризация. Мне кажется, что у нас неплохо получается, причем, не тратя ни копейки бюджетных денег.

- И поддержание спроса работает, в первую очередь, на так называемого «отечественного производителя» или вам могут быть благодарны и зарубежные поставщики рыбной продукции?

- Сегодня мы ввозим из-за рубежа порядка 700-850 тысяч тонн. И многое из того, что мы ввозим, мы в состоянии производить самостоятельно. Но иногда, с точки зрения логистики и цены, выгоднее везти рыбу из-за границы (например, ту же норвежскую селедку), чем тащить ее с Дальнего Востока. Подчеркну: это выгоднее для бизнеса – позвонил, и через три дня машина уже пришла, – вместо двух недель пути только поездом. Также существуют отдельные виды продукции (например, отдельные виды ракообразных – лобстеры или лангусты), которых в России нет. А, например, ту же украинскую кильку в томатном соусе или прибалтийские шпроты мы в состоянии производить сами – у нас есть необходимые мощности, есть биологическая база.

- Вы сами отметили, что «проще – с точки зрения бизнеса». А вас, как чиновника, отвечающего за отрасль, устраивает подобное положение дел?

- Конечно. По всем расчетам, нынешнее соотношение внутренней продукции и импорта (78,5% против 21,5%), это абсолютно достаточная безопасность. Кроме того, наше рыболовство – очень рыночная отрасль. В отличие от того же сельского хозяйства, у нас практически отсутствует государственная поддержка. Осталось всего одно государственное предприятие – «Архангельский траловый флот», и тот продается.

Как чиновнику мне бы хотелось, чтобы активнее шел процесс консолидации отрасли. Сравните: на весь СССР было 63 добывающих объединения, а сегодня в России имеют право на вылов водных ресурсов 1700 компаний. Конечно, это чересчур. С одной стороны, надо дать место малому и среднему бизнесу. С другой стороны – это очень затратная отрасль. Достаточно вспомнить, что корабли стоят очень дорого, а, как говорят сами рыбаки – «с одним кораблем на рыбалку не ходят». Например, новый пароход – «суперпроцессор» – будет сегодня стоить (и это реальная, справедливая цена) 80 млн. евро. При этом он, конечно, заменяет 6-7 морально и технически устаревших пароходов. Чтобы было понятно, рыболовецкие базы, которые строили в Николаеве, в сутки могут морозить 60-70 тонн рыбы. Корабли нового поколения (их фактически еще нет, но существуют проекты) морозят до 500 тонн. При этом у них меньше экипаж, в два раза меньше затраты энергоресурсов (из расчета на килограмм вылова водных ресурсов) и так далее.

НЕРЕЗИНОВЫЙ МИНТАЙ

- Вы упомянули о том, что современные суда, которые, правда, находятся лишь в стадии проектов, могут заменить морально устаревшую технику. Как вы оцениваете сегодняшнее состояние рыболовецкого флота страны, который как раз и состоит из таких устаревших кораблей, да и их не всегда хватает?

- Не совсем так. На валютоемких объектах (треска, пикша, минтай, краб) у нас даже переизбыток флотилии. А на так называемых малоценных объектах (мойва, сайка), действительно, недостаток флота. Получается, что мы что-то вообще не ловим или ловим в очень малых объемах, а где-то флот простаивает. Конечно, даже там, где суда используются активно, проблема их даже не морального, а технического устаревания, стоит очень остро. Флот не экономичен: большие экипажи, значительные затраты топлива. Определенные подвижки к улучшению есть – суда начали строиться. Но строят их в Хорватии, Сингапуре, сейчас идут переговоры с Польшей. По моему глубокому убеждению, наша «Объединенная судостроительная корпорация» сегодня просто не готова строить суда. Ведь рыболовецкий корабль – очень сложное техническое сооружение. В 60-100 метров надо «впихнуть» само судно, как таковое, кубрики для экипажа, промысловое оборудование для лова, рыбоперерабатывающую фабрику и холодильник. Даже в СССР крупнотоннажный флот строился на единственном заводе – в Николаеве. В основном заказы размещались в Польше, ГДР, Финляндии, Норвегии и Испании. Поэтому сегодня нужно не затягивать рыбаков на устаревшие заводы, а строить новые верфи. Когда одновременно строят эсминцы, корветы, атомные подводные лодки и рыбопромысловый флот – не будет экономики.

- Широко распространено мнение о том, что Росрыболовство вполне может поддержать отечественное судостроение при помощи системы квотирования. Если упрощенно, то выделять квоты тем компаниям, которые занимаются промыслом на российских судах.

- Действительно, сегодня нам предлагают выделять квоты «под киль». То есть, вы приходите и заявляете, что хотите построить новый корабль, но под его окупаемость необходимо быть уверенным в получении квот. Срок окупаемости судна – 7-9 лет, квоты выделяются на 10 лет. Скажите, пожалуйста, а у кого мы должны отобрать эти квоты? Ведь это прямой передел рынка. Например, вы требуете под строительство пяти пароходов квоту на 100 тысяч тонн минтая. Хорошо, допустим, выделили. Приходит другая компания с той же просьбой, третья… Но минтай же не резиновый – его всего миллион тонн. То есть, одиннадцатому пришедшему уже просто ничего не останется, и чиновник сам будет решать, кто достоин, а кто нет? Это же прямая коррупция. Наконец, все, кто выходит с подобным предложением, почему-то интересуются квотами исключительно на валютоемкие объекты. Никто не хочет получить квоты, скажем, на гигантского кальмара. Более того, у нас сейчас квотируется не так уж много видов биоресурсов – мы вывели из этой системы порядка 400 из 600 объектов. Хотите ловить? Приходите в территориальное управление, показываете, что у вас есть пароход, пишете заявку, вам выписывают разрешение – и вперед. Кстати сказать, с этой проблемой столкнулись наши американские коллеги. Есть такое исследование Мирового банка – «Утопленные миллиарды» – сегодня Америка вынуждена выделять деньги из бюджета на выкуп избыточного флота, построенного как раз по такой схеме.

Но допустим, что идея заработала. Вы приходите на нашу верфь, и вы обречены. Ведь если вы не построите корабль – не сможете взять квоты. В этой схеме судостроители оказываются в самом выгодном положении. Им не надо снижать издержки, сокращать сроки строительства, быть «в рынке» и так далее. Вы будете терпеливо ждать, платить любые деньги. Например, одна из наших мурманских компаний два года пыталась разместить заказ на постройку судна в Санкт-Петербурге (на Балтийских и Адмиралтейских верфях). Оказалось, что им это не интересно. Почему испанцы могут строить за 18 месяцев, а у нас уходит 5 лет? Почему построить рыбопромысловый пароход в Польше стоит дешевле, чем у нас? Поляки дают цену на «суперпроцессор» в 82 млн. евро, а у нас он стоит 93 млн. евро. То есть мы не конкурентоспособны. А это предложение по квотам, фактически, означает, что мы пытаемся решить проблемы одной отрасли за счет другой.

- Но и нынешний порядок квотирования далек от идеала. Не секрет, что зачастую квоты получают так называемые «рыбаки на диване», которые сами нечего не ловят, а извлекают прибыль, просто перепродавая квоты.

- Есть такие рыбаки, это правда. Но лежит эта проблема совсем в другой области, и решается не за счет системы квотирования, а другими способами. В законе сказано, что если компания в течение двух лет ловит менее 50% от объема выделенных квот, то государство их изымает, и выставляет на аукцион. Мы предлагаем внести небольшую поправку. Даже не в закон, а в методику учета, используемую Росстатом, чтобы «в зачет» шла только рыба, пойманная на своих собственных судах или на судах, оформленных в финансовый лизинг (где идет официальный выкуп судна). Сейчас эти поправки находятся в процессе согласования и обсуждения, и многие рыбаки нас поддерживают. Правда, есть один момент – у некоторых крупных холдингов получается так, что флот зарегистрирован на одну компанию, а квотами обладает другая. Разумеется, эти бизнесмены просят о переходном периоде действия предлагаемых поправок, и я думаю, что срок в один год всех устроит.

Есть и другие предложения, как заставить систему квотирования стать более эффективной. Мы убрали многие административные и законодательные барьеры, но с тех пор прошло уже четыре года, и эффект от принятия этих мер (рост рынка) постепенно затухает. Требуются дополнительные управленческие решения – в частности, ввести оборот долей, чтобы компании получили возможность обмениваться квотами. Условно говоря, у вас есть квота на вылов 500 тонн трески и 100 тонн окуня, которые ловятся в разных местах. Допустим, вам не выгодно идти за тысячу миль за окунем, и вы меняете свою квоту по этому виду, скажем, на 50 тонн трески. Сегодня подобный механизм запрещен. Кроме того, нам кажется необходимым ввести залог долей квот для обеспечения по банковским кредитам.

ВОЛЕЙ НЕВОЛЕЙ – ДРУЗЬЯ

- Насколько остро в настоящий момент стоит проблема ловли под иностранными флагами? Ранее чуть ли не весь отечественный флот использовал подобную практику.

- В 2009 году мы ввели запрет на работу в нашей экономической зоне и на шельфе судов под иностранными флагами. Подобные корабли могут работать только при наличии межправительственных соглашений. Сегодня такие документы подписаны, в частности, с Норвегией, Северной Кореей, Японией. Это, своего рода, обменные операции – наши суда также могут работать в экономзоне этих стран. Помимо этого, в законе о стратегических отраслях промышленности прямо указано, что отечественные рыболовецкие компании запрещено приобретать иностранцам, кроме как с разрешения правительства страны. Поэтому практики легального рыболовства под иностранными флагами сегодня просто нет. Есть другой момент – работа судов под флагами третьих стран (так называемые «удобные флаги», например Камбоджа). Это – чистое браконьерство. Никаких разрешений у таких судов нет и быть не может. Я крови не жажду, но считаю, что пароходы, которые были замечены в браконьерской деятельности, надо публично резать, как говорят рыбаки, «на иголки». Что происходит сегодня: пограничники ловят пароход, выписывают штраф. Корабль какое-то время стоит, а потом возвращается владельцу – оффшорной компании, которая за три тысячи долларов меняет документы, и он опять выходит на преступный промысел.

Но мы при поддержке Министерства иностранных дел уже договорились о том, что «удобные флаги» не будут выдаваться. Такая договоренность достигнута сегодня со Сьерра-Леоне, работаем с Камбоджой, Молдавией. Но работы много. Есть еще, например, республика Грузия, которая тоже охотно выдает флаги. Мы хотим решить эту проблему не силовыми, а сертификационными методами. И подобные договоренности уже достигнуты с некоторыми странами (например, с Южной и Северной Кореей). То есть, каждый корабль, который везет краба (по нему подписаны соответствующие соглашения), получает сертификат о том, что его вылов – легальный. И точно такой же сертификат мы по дипломатическим каналам отправляем в порт назначения корабля. По приходу документы просто сверяются и все. Подобная система очень хорошо зарекомендовала себя в Европе. Корабль, уличенный в браконьерстве, просто не сможет разгрузиться ни в одном европейском порту. Необходимо распространить этот опыт на наш Дальний Восток. Сегодня мы оцениваем уровень браконьерства в ежегодные 800 млн. долларов только по крабу. Я полагаю, что с введением таких сертификатов эта полноводная река превратится в маленький, пересыхающий ручеек.

- А легко удается договариваться с коллегами из других государств? Можно ли урегулировать причину недоразумений с Норвегией?

- Хочу отметить вначале, что наше взаимное сотрудничество находится на невероятно высоком уровне – не имеющем аналогов в мировой практике. Мы вместе определяем национальные квоты наших стран, бок о бок ловим рыбу, проводим совместные исследования. Даже в 70-е годы, когда у нас не было вообще никаких отношений с Норвегией (мы – СССР, а они – страна НАТО), общение по линии рыболовства не прекращалось ни на один день. Но норвежцы постоянно пытаются предъявить свои права на так называемую рыбоохранную зону Шпицбергена. Они утвердили ее королевским указом в 1977 году; мы не признавали ее ни при СССР, ни сегодня. Мы считаем, что из Парижского договора 1920 года не вытекает право Норвегии на эту рыбопромысловую зону. Поэтому все столкновения, задержания судов происходят только вокруг этой территории. Четыре года они нам заявляли, что мы «перелавливаем» рыбу – нам удалось доказать обратное. Теперь активно муссируется тема выбросов рыбы, несмотря на то что нам удалось договориться о том, что отходы производства можно выбрасывать в море – хищник все съест.

Норвежцы постоянно придумывают собственные правила и пытаются наших рыбаков ловить на их неисполнении. То у нас другой (меньший) минимальный промысловый размер рыбы, то у сети трала не та ячея… И мы последовательно все эти вопросы снимаем, но постоянно возникают новые. Сейчас мы работаем над единым регламентом проверок судов. Настаиваем на том, что они не могут продолжаться бесконечно. Были случаи, когда наши суда проверялись по 58 часов подряд – за это время корабль можно по винтику разобрать. Мы работаем вместе с норвежцами в зоне Северной Атлантики – там подписаны пятисторонние соглашения, в которых прямо указано, что максимальная длительность проверки – 4 часа.

То же и по выбросам, которые мы, кстати, согласовали. Приходит норвежская береговая охрана к нашему рыбному цеху и просто ждет, пока какая-нибудь одна рыба, которая едет по транспортеру, не свалится на палубу. Как только это происходит – тут же претензии – дескать, вы собирались эту рыбу выбрасывать. Дальше протокол, транспортировка судна в порт и прочие «радости». Поэтому мы хотим согласовать методику совместных проверок. В частности, чтобы исключить дискриминационный подход: когда за одно и то же нарушение с норвежских рыбаков берут штраф в 10 тысяч крон (условно), а с наших – 20 млн. крон. Норвежцы очень не хотят идти на совместные проверки, а мы настаиваем на том, что задержание наших судов в зоне, которую мы не признаем – недопустимо.

- Норвежцы арестовывают наши суда, мы, в свою очередь, пугаем их возможностью запрета импорта…

- Речь не идет о запрете импорта. Мы защищаем наш рынок, нашего потребителя от некачественной продукции. Мы говорим о возможности введения системы национальной сертификации. Это мера напрашивается не только в связи с Норвегией – нам надо, например, защищаться от некачественной китайской, вьетнамской продукции, которая, вообще не соответствует ничему. Но, соглашусь, что введя подобную систему, вполне можно будет увидеть, что и некоторые норвежские фабрики не соответствуют требованиям. Ведь норвежцы массово выращивают рыбу. Поэтому мы должны четко контролировать, чем они ее кормят, как красят – откуда эти цвета, не встречающиеся в природе – ярко-алый, темно-рубиновый и так далее. Кроме того, искусственно выращенная рыба болеет, причем, несвойственными дикой рыбе болезнями. То есть, нужно проверять. И это не только наше мнение. Я был в Испании, слышал выступление их главного санитарного врача, который прямо заявил, что норвежскую семгу можно употреблять не чаще двух раз в месяц.

- Как вы относитесь к идее создания на Дальнем Востоке рыбной биржи? Насколько этот вопрос сегодня критичен для рыбной отрасли страны?

- Лично я к этой идее отношусь очень положительно. Абсолютно рыночный механизм. И он у нас обязательно заработает. Вопрос лишь времени.

- Насколько велика в настоящий момент доля аквакультуры в общем объем рыболовной продукции? Необходимо ли, на ваш взгляд, предпринимать меры к активному развитию данного рынка?

- В настоящее время в России доля аквакультуры невелика: составляет 120 тыс. тонн (порядка 3% по сравнению с объемом выловов). Одним из приоритетных направлений работы Росрыболовства сегодня как раз является принятие Федерального Закона «Об аквакультуре». Мы этот законопроект разработали, он внесен в Госдуму, где уже прошел первое чтение. Кроме того, мы подготовили проект Комплексной программы развития аквакультуры до 2020 года, на базе которой будут разработаны методические рекомендации по механизмам реализации региональных программ развития рыбоводства (аквакультуры). Планируется сформировать систему управления и мониторинга эффективности деятельности хозяйств аквакультуры в регионах. Через девять лет планируется довести объемы аквакультуры со 120 тыс. тонн до 410 тыс. тонн.

Дмитрий БЖЕЗИНСКИЙ

РИА Fishnews.ru

Ноябрь 2011 г.