Широкая острая дискуссия, развернувшаяся в 2022 году вокруг резонансных законодательных инициатив Правительства Российской Федерации, заставляет по-новому оценить уроки позднесоветских экономических преобразований отечественной рыбной отрасли.
Ко второй половине 80-х годов XX века отечественный рыбохозяйственный комплекс подошел с грузом серьезных экономических и производственных проблем. Отраслевой принцип централизованного управления, который в 50–70-е годы позволил резко увеличить объемы вылова и переработки водных биологических ресурсов, начал давать сбои. Положение дел усугублялось еще и тем, что рыбное хозяйство не относилось к очень узкому кругу отраслей советской экономики, которые имели первоочередную возможность приобретения современного (в особенности импортного) технологического и производственного оборудования. Рыболовное судостроение страны, конечно, основывалось на образцах, построенных верфями ГДР и ПНР и опережавших аналогичные отечественные модели, но заметно отставало от сформировавшихся в 80-е годы новых технологических укладов, обеспечивших прорыв этой сфере в Европе.

Так, в 1973 году на флот стали поступать среднетоннажные траулеры кормового траления — посольно-свежьевые траулеры (ПСТ). Траулеры этого типа выпускались до начала 80-х годов, но их приходилось «доводить до ума». Многие ПСТ были удлинены, на них устанавливалось морозильное оборудование, трюмы стали охлаждаемыми. Аналогичная история произошла и с БМРТ типа «Иван Бочков» польской постройки. Эти суда стали поступать на флот с 1984 года, но имевшиеся конструктивные недостатки так и не были устранены при дальнейшем строительстве всей серии судов.

С 1970 по 1990 год основные фонды отрасли увеличились в 1,7 раза, причем 80% стоимости составлял промысловый флот. Уровень капиталовооруженности труда в целом по отрасли вырос в 2,8 раза — при этом фондоотдача снизилась в 1,8 раза. На вылов одной тонны гидробионтов требовалось «цедить» воды в 4,5 раза больше, чем в 1970 году. Удельная энергоемкость и материалоемкость на условную единицу вылова биоресурсов выросла в 4 раза. За период с 1970 по 1990 год при росте объема общего вылова в 1,44 раза выпуск пищевой продукции увеличился только в 1,26 раза, мороженой рыбы — в 1,27 раза. Пропорционально темпам вылова росло только производство технической продукции (например, рыбной муки из минтая): ее объем увеличился в 1,46 раза. Происходило относительное снижение выпуска пищевой продукции на единицу добытого сырца. Если в 1970 году из одной тонны сырца производилось 449 кг пищевой продукции, то в 1990 году — только 393 кг (на 12,5% меньше).

Необходимо отметить, что к началу 80-х годов штаб отрасли оказался ослаблен последствиями так называемого «рыбного дела», которое существенно ослабило влияние Минрыбхоза в неформальной иерархии советских ведомств и дополнительно ограничило и без того скромные возможности доступа предприятий этой отрасли к современному зарубежному технологическому и производственному оборудованию.

Во второй половине 80-х годов руководство СССР приступило к крупномасштабным изменениям системы управления народным хозяйством. Это дало шанс переналадить отраслевое управление, чтобы оно в большей степени соответствовало экономическим реалиям.

Ключевым инструментом структурной перестройки советской экономики стало принятие 30 июня 1987 года закона «О государственном предприятии (объединении)». Основные его положения обсуждались на январском и июньском пленумах ЦК КПСС 1987 года и совпадали с давней экономической идеей М.С. Горбачева. Этот политик сформировался в рамках советской политической системы 60–70-х годов прошлого века и являлся классическим аграрным лоббистом. Горбачев видел перспективы развития экономики в максимальном сокращении влияния союзного центра на дела конкретных регионов и образовании сильных внутрирегиональных координационных центров, которые должны были заниматься привлечением масштабных инвестиций из союзного центра, защищать директоров предприятий от распоряжений, поступающих из Москвы. Горбачевская концепция о приоритете руководителей предприятий в качестве основных экономических агентов совпала с доминирующей в прогрессистской среде после «косыгинской реформы» 60-х годов прошлого века точкой зрения о необходимости передачи максимума прав директорам промышленных предприятий.

7 сентября 1988 года Совет Министров СССР принял постановление «О генеральной схеме управления рыбным хозяйством». Вместо Всесоюзных рыбопромышленных объединений (ВРПО) были образованы бассейновые производственные объединения (БПО), в состав которых вошли ключевые предприятия бассейновой инфраструктуры. За БПО была закреплена функция распределения сырьевой базы и квот вылова между предприятиями, т.е. союзное министерство делегировало важнейшие полномочия.

В отличие от ВРПО новая структура была хозрасчетной. В такой экономической модели сократилось количество директивных показателей, которые в обязательном порядке контролировались союзным ведомством, и значительно возрастал вес финансовых результатов при оценке итогов работы предприятий. Выполнение плана измерялось не по общему валовому выпуску, а по выпуску товарной продукции с учетом номенклатуры поставок: от финансовых показателей зависели прибыль предприятия, фонд заработной платы, фонд развития производства и фонд социально-культурного развития.

Бассейновые управления замкнули на себя судоремонтные предприятия и филиалы союзных проектных институтов Гипрорыбпром и Гипрорыбфлот. Возникло управление морского агентирования и социальных услуг, что позволило пересмотреть систему оплаты и штатное расписание, ранее утверждавшиеся в министерстве. На базе головных предприятий, входивших в состав БПО, также были созданы производственные объединения, которым были переданы функции оптовой и розничной торговли. Первой — с 1 января 1987 года — на хозрасчет перешла «Дальрыба».

Идея поставить предприятие как основную экономическую ячейку в привилегированные условия относительно других экономических агентов не противоречила другой — отраслевому управлению. Не случайно на состоявшихся 28–30 июня 1989 года в столицах основных рыбохозяйственных регионов Советского Союза бассейновых конференциях работников предприятий рыбного хозяйства (в Дальневосточном рыбохозяйственном бассейне она прошла под председательством С.В. Тимошенко, на Северном бассейне — В.Ф. Корельского, в Азово-Черноморском бассейне — А.Н. Якунина) их участники проявили высокий уровень государственного мышления. Руководители предприятий предлагали оптимальный баланс между хозяйственной самостоятельностью предприятий и отраслевым регулированием. Последний министр рыбного хозяйства СССР Н.И. Котляр вообще рассматривал возможность создания на базе бассейновых промысловых объединений концерна (по такому пути тогда пошел министр газовой промышленности СССР В.С. Черномырдин).

Ухудшение положения дел в советской экономике коренным образом деформировало первоначальные планы и союзного министерства, и регионального директорского корпуса. В 1989 году началось падение показателей вылова из-за невыхода судов на промысел по техническим причинам, отсутствия топлива и других расходных материалов. Организационное обособление предприятий иных отраслей советской экономики привело к разрыву налаженных хозяйственных связей и развалу централизованных поставок производственных и материальных ресурсов. Одновременно увеличение железнодорожных тарифов отрезало дальневосточные предприятия от налаженных рынков сбыта. Рыбная отрасль потеряла не только каналы снабжения, но и пути реализации продукции.

Парадокс, но в условиях усугубляющегося бюджетно-финансового кризиса, все более очевидных признаков надвигающегося разрыва внутрисоюзных хозяйственных связей отраслевое руководство начинает крупномасштабную инвестиционную программу. В конце 80-х — начале 90-х годов за счет средств союзного бюджета и под гарантии государства строятся почти полсотни новых рыбопромысловых судов.

«Опоздавшая модернизация» рыбопромышленного флота происходит по ранее невозможной схеме и резко повышает мотивацию директорского корпуса к экономической самостоятельности. Инвестиции и инвестиционные риски принимает на себя теряющее рычаги оперативного управления отраслью союзное руководство, а финансовые результаты достаются предприятиям. «Хозрасчетная модель» устраняет существовавшие в прежней советской модели отчисления в союзный бюджет за использование вновь вводимых производственных фондов и убирает ориентацию предприятий на отраслевые приоритеты. Резкое ухудшение макроэкономических характеристик уничтожает альтернативу, которую предлагают наиболее дальновидные руководители, — аренду государственных предприятий. В складывающихся условиях приватизация становится безальтернативным механизмом хозяйственных преобразований. Одна развилка пройдена, но остается другая — выбор способа приватизации предприятий.

29 декабря 1991 года утверждены «Основные положения программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации в 1992 году», где были определены нормативы и процедура приватизации, прогнозируемые суммы доходов от нее. 4 сентября 1992 года Правительство РФ утвердило постановление «О порядке приватизации и реорганизации предприятий и организаций негосударственных форм собственности», в соответствии с которым приватизация должна проходить в два этапа: чековый и денежный.

Все основные рыбопромышленные предприятия Дальнего Востока предполагалось акционировать по схеме, предоставляющей трудовым коллективам права на приобретение до 51% уставного капитала в форме обыкновенных акций по закрытой подписке, а после реализации 80% акций — создание фонда акционирования работников предприятий (ФАРП) размером 5% уставного капитала.

Именно таким способом в ходе ваучерного этапа приватизации — в 1992–1994 годах — были приватизированы 204 предприятия, производившие 89% всей рыбопродукции Дальнего Востока. При этом бюджетная эффективность такого способа оказалась весьма условной: 11 крупнейших рыбопромышленных предприятий Приморского края стали частной собственностью за 22,8 млн рублей (13,8 млн «живых» рублей и 9 млн приватизационными чеками). В соответствии с законодательством о порядке проведения приватизации в уставных капиталах акционируемых предприятий и объединений предусмотрено сохранение доли государства, держателем которой должен выступать региональный фонд имущества. Однако к 1 января 1994 года эта доля была утрачена.

В ходе второго этапа приватизации — 1994–1995 годы — в частные руки перешло 126 рыбопромышленных предприятий. Этот процесс происходил по-разному в основных рыбацких регионах страны. В Мурманской и Камчатской областях (благодаря консолидированной позиции региональных глав и руководителей важнейших предприятий) сохраняются крупные хозяйственные структуры в отрасли. В Сахалинской области и Приморском крае крупные предприятия дробились.

В 1992–2003 годах в рыбохозяйственном комплексе России произошла деконцентрация капитала. Количество самостоятельных субъектов хозяйствования увеличилось в 3,3 раза (с 1267 в 1992 году до 4016 в 2003 году). Наибольший рост (почти в 17 раз) произошел в среде рыбодобывающих предприятий (со 166 в 1992 году до 2756 в 2003 году). В 2003 году в среднем на компанию приходилось по 0,7 судна. В 1992–2003 годах средняя стоимость активов одного предприятия снизилась с 1,74 млн долларов до 350 тыс. долларов. Вновь созданные компании были в основном малыми (1608 организаций). Их доля в общем количестве предприятий составляла 38%, в выпуске — чуть более 20%, в доле занятых — 11%. Дробление крупных предприятий по технологическим переделам в большинстве случаев привело к снижению эффективности и потере конкурентоспособности. Создание новых организаций не способствовало росту добычи, не расширяло промысел ранее недостаточно осваиваемых и новых объектов, не обеспечивало развитие прибрежного промысла, не ускоряло обновление основных фондов.

Позднесоветское реформирование хозяйственного механизма рыбной отрасли имеет общие черты с некоторыми экономическими преобразованиями [https://fishnews.ru/news/46261] 2017–2022 годов.

1. Программа «инвестиционных квот» похожа на позднесоветский долгострой. В 1985–1987 годах объем незавершенного строительства увеличивался на 8 млрд рублей ежегодно и составлял не менее 12% валового внутреннего продукта страны. Капиталовложения, которые в отчетных документах именовались инвестициями, по своей экономической сути превращались в токсичные активы.

2.Явное сходство обнаруживается в изначальных целях программы «инвестиционных квот» и приватизации 1992–1994 годов. В обоих случаях переходит в частные руки государственный ресурс: в 1992–1994 годах — созданные за счет государства производственные фонды, в 2017–2022 годах — принадлежащий государству природный ресурс, капитализация которого значительно увеличивает доходы частных компаний.

3. Финансовые результаты быстрой приватизации предприятий рыбной отрасли в 1992–1994 годах имеют немало общих черт со стремительным проведением крабовых аукционов в 2019 году. В обоих случаях реальный финансовый результат кратно ниже того, о котором публично заявляли идеологи приватизации и инициаторы аукционов.

4. Очевидное сходство между двумя моделями перераспределения государственного ресурса (в одном случае — производственного, в другом — природного) заключается и в искусственных «барьерах входа», предусмотренных для участников программы инвестиционных квот и программы приватизации. В обоих случаях главными бенефициарами перераспределения активов стали приближенные к власти бизнес-группы, для которых создавались эксклюзивные условия доступа к ресурсам. Так, при подготовке в 2017 году проекта Постановления Правительства Российской Федерации от 25 мая 2017 г. № 633 «О требованиях к объектам инвестиций и инвестиционным проектам в области рыболовства, а также о порядке расчета обеспечения реализации указанных инвестиционных проектов» уже после проведения оценки регулирующего воздействия без обсуждения с отраслевым сообществом документ был дополнен еще одним возможным к постройке объектом инвестиций — судном типа «А» (траулер-процессор длиной свыше 105 метров), предложенным одним из потенциальных участников первого этапа инвестиционных квот. В результате указанный участник получил 83% ресурсов, предусмотренных на этом этапе для Дальнего Востока.

5. Налицо сходство и в ресурсном обеспечении двух моделей экономического транзита. В обоих случаях для перераспределения собственности использовалось специфическое платежное средство: в первом — приватизационный чек (ваучер), который имел обращение на особом виде рынка и контролировался несколькими влиятельными игроками, во втором — кредит в государственном банке, доступ к которому имело несколько привилегированных заемщиков.

Герман ЗВЕРЕВ, кандидат экономических наук

Журнал «Fishnews — Новости рыболовства»

Апрель 2023 г.