Последний год кардинально перекроил привычную карту маршрутов российской рыбы. На сессии Петербургского международного экономического форума, посвященной портовому развороту, руководитель Росрыболовства Илья Шестаков заявил, что если раньше пытались наладить поставки рыбной продукции с востока на запад, то теперь она едет и в обратном направлении, причем не только по железной дороге, но и Северным морским путем. Создание портовой инфраструктуры, которая могла бы обеспечить бесперебойные поставки в обоих направлениях, становится приоритетной задачей.
Этот подход разделяет руководство Архангельского тралового флота (АТФ), выступившее с инициативой создания в Архангельске логистического хаба для перевалки рыбной продукции. Какие планы у компании по развитию портового участка, зачем рыбакам Северного бассейна запасная гавань и почему инвестиции в берег сейчас выглядят перспективнее строительства новых краболовов, в интервью журналу «Fishnews — Новости рыболовства» рассказал генеральный директор АТФ Сергей Зарубин.

— Сергей Викторович, инфраструктурный проект, который продвигает АТФ, предусматривает создание в Архангельске сухого порта. Почему вы остановились именно на таком варианте?

— Мы исходили из общей концепции развития нашего транспортного узла, которая нацелена на комплексное обслуживание судов, в том числе доставляющих рыбную продукцию, на территории Архангельской области. Мы рассматриваем его именно как логистический хаб, главной задачей которого является перевалка рыбы, а не ее длительное хранение. В этом плане сухой порт удобнее, потому что он позволил бы нам вывозить груз из зоны непосредственного обслуживания судов, чтобы он не мешал дальнейшим операциям с ними и не тормозил бы технологическую схему.

Наш проект предполагает создание сухого порта либо тыловой площадки для нашего порта, куда можно было бы перемещать грузы, там же производить их обработку, сепарирование и откуда осуществлять их дальнейшую доставку потребителям. В рамках проекта потребуется решить целый комплекс задач. Это реконструкция железнодорожных путей под новые требования. А также организация складского хозяйства, включая строительство холодильных мощностей, которые бы позволили нам совершать логистические операции с грузами, их перемещением на автотранспорт или в контейнеры с последующей отправкой в другие регионы страны. Кроме того, создание площадки для рефконтейнеров.

По плану наш порт сможет принимать до 250 морских контейнеров и обрабатывать до 20 вагонов в сутки. Но, как я уже сказал, акцент мы делаем не на складировании, а на оборачиваемости контейнеров и самого груза. Это не пункт долгосрочного хранения, а именно логистический комплекс, который позволяет обрабатывать груз и осуществлять его доставку в центры потребления. Это, прежде всего, города Северо-Запада и центральной части страны, которые находятся в зоне транспортной доступности.

В чем-то это возвращение к концепции развития, которая применялась еще в СССР, когда основные места хранения были все-таки не в портах, как сейчас, а в местах потребления продукции. Такой подход позволял минимизировать цепочки по доставке рыбы до потребителя. В АТФ в советское время действовала схема, когда в Архангельск приходили суда с рыбой, ее прямо с борта разгружали в рефвагоны, которые потом уходили по всей стране. В принципе, мы не против возродить что-то вроде этого.

— В таком случае нет необходимости строить громадные холодильники на десятки тысяч тонн, можно ограничиться сравнительно небольшими мощностями для хранения?

— Да. У нас уже имеются холодильные мощности на 5 тыс. тонн. В рамках нашего инвестпроекта мы хотели бы добавить к ним еще 5–10 тыс. тонн. Этого будет вполне достаточно.

— Для рыбной промышленности Северного бассейна главным портом всегда выступал Мурманск. С учетом сложной ситуации в экономике и не только, так ли необходимо развивать еще один порт?

— Мы разрабатывали и продвигали эту концепцию довольно давно, но сейчас она стала, на наш взгляд, еще актуальнее в силу всего происходящего в нашей стране и вокруг нее. Особенно это касается Северного бассейна, где для наших рыбаков постепенно закрываются все порты, даже норвежские. Соответственно, у нас остаются порты Мурманска и Архангельска.

В Мурманске, да, имеется даже избыток холодильных мощностей, но есть проблемы с логистикой. Железная дорога на этом направлении загружена уже практически на 100%. А автотранспортом из Архангельска возить быстрее: от нас до Москвы или Санкт-Петербурга контейнер идет около полутора суток, а из Мурманска — вдвое дольше. К тому же Мурманск — это стратегический порт, в Кольском заливе базируется Северный флот. Случись что, порт может быть закрыт для всех судов и альтернатив, кроме Архангельска, не будет.

На самом деле необходимость развития еще одного логистического центра стоит остро. По нашим расчетам, если все российские рыбопромысловые суда, которые работают в Северном бассейне, начнут заходить в Мурманск, он однозначно не справится с обработкой такого объема рыбопродукции. Особенно если учитывать ситуацию с портом, вокруг которого идут споры и даже судебные разбирательства, поиски инвесторов.

Наш президент сказал, что необходимо всеми силами развивать Севморпуть. У архангельского порта есть предпосылки для кратного увеличения грузопотока. Это не только рыба с промысла, но и весь завоз нефтяникам, газовикам, доставка генеральных грузов, которая идет круглый год. Объемы перевалки через Архангельск в прошлом году составили 130 тыс. тонн. Если мы реализуем наш проект, то вполне реально увидеть рост на 300–350 тыс. тонн.

Очевидно, что вектор логистических взаимодействий сейчас перемещается со стран Запада на Восток, а значит, роль Северного морского пути будет возрастать. Это не только касается внутрироссийской логистики, но и затрагивает логистику Китая, который осуществляет экспорт в страны Европы через территорию Российской Федерации. Мы встречались с генконсулом КНР в Санкт-Петербурге госпожой ВАН Вэньли, которая озвучила проблему, что обратно на восток вагоны идут пустыми, встречного груза нет.

Активное же использование Севморпути позволяет выстроить совсем другую логистическую цепочку: сюда пойдет груз, который предназначен в том числе для России и Европы и который отсюда может уходить транзитом с помощью перегрузки на более дешевые в обслуживании суда. Архангельск является крайней западной точкой Севморпути, где развернут порт, что позволяет ему выступать в качестве хаба.

— А какие грузы могут идти в восточном направлении?

— У Архангельска своя грузовая база, например, в виде леса, перевозки которого в Китай в настоящее время сталкиваются с большими затруднениями. И в виде рыбной продукции, потоки которой сейчас разворачиваются в том числе на Юго-Восточную Азию. Если говорить в целом о северо-западном регионе, то у нас рядом Череповец, а это металл, который востребован для развития дальневосточного судостроения. Все это можно перевозить Северным морским путем. Выстраивается перспективная логистическая цепочка с обратным наполнением нашими грузами.

— А доставка морем сможет выдержать конкуренцию с тем же железнодорожным транспортом?

— Тут надо отталкиваться от тарифов. «Железка» дороже, и доставка по ней занимает больше времени. Если на Дальний Восток отправлять того же краба, то существуют риски — мало ли что в пути случится с контейнером. К тому же по железной дороге груз идет три недели, а по Севморпути он будет на Дальнем Востоке уже через 14 дней.

У нас есть опыт доставки этим путем рыбы с Дальнего Востока на судах «Доброфлота». У транспортного рефрижератора переход с Камчатки до Архангельска занимает от 10 до 14 дней в зависимости от ледовой обстановки.

— Достаточно ли этих преимуществ, чтобы сделать порт Архангельска в глазах рыбаков альтернативой Мурманску?

— Перед нами не стоит задачи стать альтернативой Мурманску, мы пытаемся параллельно развивать свою структуру. У Мурманска, как ни крути, есть свои плюсы. Это незамерзающий порт, он располагает мощным производством, которое будет работать, если восстановить полностью причалы, краны, холодильники… но до этого, кажется, еще далеко.

Козырь Архангельска, как я уже говорил, — это, прежде всего, логистика. Транспорт зашел сюда, спокойно выгрузился, и груз поехал дальше по России. Организация работы порта позволяет нам тратить минимальное время на операции. Допустим, судно «Доброфлота» с 5 тыс. тонн рыбы разгружается за десять дней.

За это время, если потребуется, можно отремонтировать судно — у нас есть своя судоремонтная база [https://fishnews.ru/news/47239]. Когда мы начинали поднимать судоремонтный участок в 2014–2015 годах практически из руин, то могли обслуживать 3–4 судна в год. Сейчас у нас загрузка — 30 судов, из них больше половины — рыбаки, и архангельские, и мурманские.

По судоремонту есть один важный момент: у нас на бассейне основная доля современного флота — это все-таки суда западного производства. Собственно, это основная причина, по которой большинство рыбаков до прошлого года предпочитало ремонт за рубежом. Главное при ремонте — минимизировать время простоя судна, а это могли обеспечить только западные верфи за счет того, что срок поставки запчастей там составлял несколько дней, тогда как российские заводы с нашим таможенным законодательством могли ждать нужные детали месяцами.

Сейчас, когда европейские порты не хотят видеть наши суда, мы можем столкнуться с нехваткой запчастей, чтобы обеспечить ремонт всех судов. Это сулит серьезные проблемы, если не наладить логистику поставки оборудования, например, из Турции или стран Юго-Восточной Азии, что опять-таки возвращает нас к Северному морскому пути, который для этих целей подходит идеально.

Как один из вариантов развития нашего судоремонтного подразделения мырассматриваем возможность воспользоваться льготой, предусмотренной для Арктической зоны, — это открытие таможенного склада. Используя Севморпуть, мы могли бы по заявкам судовладельцев доставлять в Архангельск судовые запчасти. Допустим, мы их принимаем, храним — приходит судно, растаможивает свой заказ и забирает его.

Кроме того, в Архангельске очень удобно осуществлять смену судовых экипажей: у нас для этого есть все условия, в том числе гостиницы и аэропорт, причем последний буквально в пяти минутах езды от портового участка. Пока суда стоят под разгрузкой, члены их экипажей могут пройти курсы в нашем учебном центре, обновить или получить необходимые сертификаты и свидетельства. Агентские услуги, топливо, вода, продукты, любое снабжение — мы все это предоставляем.

— Росрыболовство не раз заявляло, что в контексте второго этапа крабовых аукционов планирует привязать лоты в том числе к объектам инфраструктуры, которые должен построить победитель (на момент публикации интервью уже вышло соответствующее распоряжение правительства [https://fishnews.ru/news/47486] — прим. ред.) . Ваш проект сухого порта вписывается в эту схему?

— Безусловно, мы бы хотели, чтобы наш инвестпроект подходил под требования, которые будут установлены к объектам инвестиций. Это было бы гораздо более приемлемым вариантом, чем строительство новых краболовов.

На сегодняшний день на промысле краба работает около двух десятков судов, а его ОДУ — 28 тыс. тонн на весь бассейн. Наш краболов «Зенит», который был построен в Турции [https://fishnews.ru/news/39080], добывает по году 3 тыс. тонн. Получается, чтобы освоить квоту целиком, хватило бы десяти таких судов. А на бассейне их уже в два раза больше, и еще десять в процессе постройки. Зачем столько?

Надо развивать берег, надо развивать внутреннюю логистику — вот на что делать упор. На наш взгляд, на Северном бассейне под крабовые аукционы стоило бы отвести два объекта инфраструктуры, чтобы это не выглядело перетягиванием каната между Мурманском и Архангельском.

— Если по аукционам все-таки будет принято решение «4+1» и инфраструктурный объект отойдет Мурманску, будет ли АТФ реализовывать свой проект?

—Развивать порт мы хотим в любом случае, но ситуация действительно неоднозначная, особенно с учетом санкций. Не забывайте, что аукционы — это деньги, очень много денег. Боюсь, что планировать настолько далеко вперед мы не можем. В этой ситуации тяжело прогнозировать даже на полгода. Что будет дальше, непонятно.

— Рынок сбыта краба за последние полтора года изменился существенно. А как насчет трески? Вы видите какие-то изменения?

— Цены на краба действительно упали. После закрытия американского рынка наши рыбаки пошли в Юго-Восточную Азию, но у них был свой краб, а мы привезли еще своего, поэтому никаких предпосылок для возвращения к высоким ценам не просматривается.

Насчет трески скажем так: рынок белой рыбы не рухнул. Мы как работали, так и работаем. Прилов и часть рыбы мы везем в Россию — в Архангельск, Мурманск, а также отправляем на экспорт: стране все-таки нужна валюта.

— Европа по-прежнему покупает российскую белую рыбу?

— Да. Но маржинальность будет падать с учетом происходящих событий, а издержки на содержание рыболовных судов, скорее всего, будут сильно расти. Как я уже сказал, если мы не сможем своевременно найти альтернативу поставкам судовых запчастей европейского производства, столкнемся с риском перебоев в работе флота.

В нынешней ситуации надо срочно выстраивать новые логистические цепочки. Для нас это сейчас в чем-то даже важнее, чем вопросы добычи. Собственно, мы и продвигаем проект сухого порта на Севморпути, потому что это самый короткий путь в Азию.

— Значит, вы считаете, что логистика — это вопрос выживания?

— Дело не только влогистике. Стратегически для страны выгодно, когда есть несколько равноценных портов, через которые можно переваливать что угодно: рыбу, мясо, бананы — без разницы. Но делать ставку на один-единственный порт на Северном бассейне будет стратегически неверно. Это наше мнение.

Анна ЛИМ, журнал «Fishnews — Новости рыболовства»

Июль 2023 г.